Пустой стул - Страница 125

125

— Нет, это ты ничего не поняла, — освободившись, зловещим тоном прошептал он. — Ты замахнулась на то, что тебе не по силам. Я действую очень аккуратно и не допускаю ошибок. — Дэветт взглянул на часы, — Все, хватит, мне пора.

Он направился к своей машине, поправляя редеющие волосы, местами потемневшие от пота. Сев за руль, он захлопнул дверцу и завел двигатель.

Люси подошла к его окну.

— Подождите.

Дэветт удивленно взглянул на нее, но она, не обращая на него внимания, смотрела на остальных пассажиров.

— Я хочу показать вам, что сделал ваш Генри.

Ее сильные руки разорвали рубашку. Сидевшие в машине женщины испуганно ахнули, увидев розовые рубцы там, где должна была быть грудь.

— Имейте совесть, — пробормотал Дэветт, отворачиваясь.

— Папа... — прошептала потрясенная девочка.

Ее мать молча смотрела на страшную картину.

— Ты сказал, что не допускаешь ошибок? Неправда. Вот одна ошибка, которую ты допустил.

Включив передачу, Дэветт помигал указателем поворота и, не спеша, выехал на шоссе.

Люси долго стояла на месте, провожая взглядом «Лексус». Наконец, порывшись в кармане, она заколола рубашку булавками. Борясь со слезами, молодая женщина опустила взгляд и вдруг увидела у дороги небольшой красный цветок. Она присмотрелась внимательнее. Это был розовый мокасин, родственник орхидеи — маленький цветок, похожий на шлепанец. Для округа Пакенок растение очень редкое; к тому же, Люси еще не приходилось видеть такой красивый экземпляр.

Выкопав цветок с помощью скребка для очистки стекол, Люси осторожно поместила его в банку из-под пива, пожертвовав ее содержимым ради новой достопримечательности своего сада.

Глава 44

Табличка на здании суда сообщала, что название штата происходит от латинского слова «Carulus», то есть Карл. Именно король Карл Первый выдал патент на заселение колонии.

Каролина...

Амелия Сакс полагала, что штат назван в честь какой-то Каролины, королевы или принцессы. Рожденная и выросшая в Бруклине, она совершенно не разбиралась в монархиях.

И вот теперь она сидела в здании суда, по-прежнему в наручниках, окруженная двумя конвоирами. Здание было старинным, из красного кирпича; внутри стояла мебель из потемневшего от времени красного дерева. С писанных маслом портретов на Сакс строго смотрели суровые мужчины в черных костюмах, как она предположила, судьи и губернаторы. И ей казалось, что у них такой вид, будто они уверены в ее виновности. Кондиционеров не было, однако благодаря таланту строителей восемнадцатого века в полутемных залах царила прохлада.

К молодой женщине подошел Фред Деллрей.

— Привет! Не хочешь кофе или еще что-нибудь?

Левый от Сакс конвоир успел произнести: «Разговаривать с подсудимыми...» и осекся, увидев удостоверение сотрудника департамента юстиции.

— Нет, Фред. Где Линкольн?

Время близилось к половине десятого.

— Понятия не имею. Ты же его знаешь — иногда он просто проявляется.Этот человек, лишенный возможности самостоятельно передвигаться, непоседливее многих здоровых.

Люси и Гаррета также пока не было.

К Сакс подошел Сол Геберт в дорогом сером костюме. Правый конвоир встал, и адвокат сел на освободившееся место.

— Привет, Фред! — поздоровался он с агентом ФБР.

Деллрей кивнул в ответ, но холодно, и Сакс предположила, что адвокату удалось добиться оправдания не одному подозреваемому, в задержании которого принимал участие Фред.

— Мы договорились с прокурором, — сказал Геберт. — Он согласился ограничиться одним неумышленным убийством, отказавшись от остальных обвинений. Пять лет. Без возможности досрочного освобождения.

Пять лет...

—Но есть одно обстоятельство, — продолжал адвокат, — о котором я как-то не подумал.

— Какое? — спросила Сакс, пытаясь определить по его лицу, насколько серьезна новая неприятность.

— Дело в том, что ты полицейская.

— Ну и что?

Геберта опередил Деллрей.

— Ты сотрудник правоохранительныхорганов. И сядешь. — Увидев, что она по-прежнему не понимает, он объяснил: — Сядешь в тюрьму.Тебя придется держать отдельно. Иначе ты не протянешь и недели. Тебе придется туго, Амелия. Очень туго.

— Но ведь никто не будет знать, что я полицейская.

Деллрей усмехнулся.

— К тому моменту, как ты получишь тюремную одежду, о тебе уже будут знать всё хоть сколько-нибудь интересное.

— Но я же здесь никого не упекала за решетку. Какое им будет дело до того, что я из полиции?

— Наплевать, откуда ты. — Деллрей взглянул на адвоката, подтвердившего его слова кивком. — Тебя просто аб-со-лют-но нельзя держать вместе с другими заключенными.

— Значит, пять лет в одиночке.

— Боюсь, что так, — сказал Геберт.

Почувствовав прилив тошноты. Сакс зажмурилась.

Пять лет без движения, пять лет клаустрофобии и кошмаров.

А потом, имея судимость, разве сможет она думать о том, чтобы стать матерью? Амелия задохнулась от отчаяния.

— Итак, что вы решили? — спросил адвокат.

Сакс открыла глаза.

— Я подаю заявление.

Зал был наполнен до отказа. Сакс заметила Мейсона Джермейна, других полицейских. В первом ряду сидела пожилая пара с красными от слез глазами, по всей видимости, родители Джесса Корна. Сакс хотелось что-то сказать им, но ее останавливали их презрительные взгляды. Лишь на двух лицах она увидела сочувствие: на лице Мери-Бет Макконнел и лице сидевшей рядом с ней грузной женщины, по-видимому, ее матери. Люси Керр нигде не было. Как и Линкольна Райма. Сакс предположила: криминалист испугался, что его сердце не выдержит зрелища, как ее уводят в оковах. Что ж, он прав; при данных обстоятельствах ей тоже не хотелось его видеть.

125